Вступление. Религия, которая убивает

"Народный храм"

Александр Дворкин

Я — Сын Божий. Вы не знаете ни Меня, ни имени Моего. Я восстал с севера, и восход солнца — начало путей Моих. У Меня семь глаз и семь рогов. Имя Мое — Слово Божие, и Я еду на белом коне. Я здесь на земле, чтобы сообщить вам слова Седьмого Ангела.

Я восшел с востока с печатью Бога живого. Имя Мое — Кир; Я явился, чтобы сокрушить Вавилон. Я пришел иначе, чем вы могли себе представить вашими отвердевшими умами. Я обличу вас за вашу любовь к этому миру.

Я накажу ваших дочерей за их наготу и гордыню, выставляемые ими напоказ в доме Отца Моего, и ангелы Мои сдерут с них всю одежду их за безумную гордыню их.

Юноши ваши надругаются над добротой Моей. Они возьмут жизнь Мою, но Я восстану и возьму жизни их на веки вечные.

Пастыри ваши оплачут свое безумие. Потерянное стадо ваше разорвет вас на клочья.

ГОТОВЬТЕСЬ К ВСТРЕЧЕ ВАШЕГО БОГА!

Вернон Уэйн Хауэлл (Дэвид Кореш).
Приглашение на свадьбу, адресованное членам церкви
адвентистов седьмого дня Южной Калифорнии.
30 января, 1987 г.

В ноябре 1978 года весь мир был потрясен, узнав о страшном конце возглавлявшейся Джимом Джонсом секты “Народный храм”. На жутких кадрах, помещенных в ведущих средствах массовой информации, были запечатлены тела мужчин, женщин и детей, в неестественных позах лежащие на поляне посреди тропического леса. Мертвые тела. Всего 912 человек. Они уверовали в своего лидера и последовали за ним в джунгли Гайаны, где приступили к строительству идеального города, названного по имени руководителя секты Джонстауном, а затем подчинились его приказу совершить самоубийство, выпив яд, или по меньшей мере не слишком сопротивлялись, когда им стреляли в затылок. Мнения детей не спрашивал никто: младенцам раствор впрыскивали в рот пипетками. Дети постарше доверчиво выпивали поднесенный им матерями сладкий напиток в одноразовых бумажных стаканчиках. Выпивали, чтобы через несколько секунд забиться в конвульсиях от страшных болей, раздиравших их внутренности, а затем затихнуть навсегда.

Так мир воочию увидел исходящую от тоталитарных сект смертельную опасность. И до этого родители и близкие новообращенных членов новых религиозных движений жаловались на секты, “промывшие мозги” членам их семей и изменившие их до неузнаваемости. Уже появлялись публикации о криминальной деятельности ряда новых сект и о происходящих в них вопиющих нарушениях прав человека. Уже были проведены первые парламентские расследования деятельности той или иной секты, вызвавшей озабоченность общественности и правительства страны. Уже прозвучали первые судебные процессы, как развязанные сектами, так и инициированные против них.

Но все это было достаточно отвлеченно и могло быть воспринято с недоверием или скепсисом. Теперь мир воочию увидел, что секты убивают. Кадры жертв Джонстауна стоят в одном ряду с фотографиями из ГУЛАГа или Освенцима и со снимками “полей смерти” камбоджийского диктатора-убийцы Пол Пота.

Интересно, что отечественный агитпроп, интуитивно почувствовав родство секты “Народный храм” с советским коммунизмом, опубликовал ряд статей о “социалистической коммуне” прогрессивного деятеля Джима Джонса, которая, дескать, хотела эмигрировать в СССР, за что и была зверски умерщвлена агентами ЦРУ. Впрочем, о религиозно-сектантском характере марксизма-ленинизма писалось уже достаточно много.

Собственно, и Джим Джонс, использовавший в построении своей “истинно христианской” религиозной системы многие элементы марксизма вкупе с оккультными практиками и обрывками восточных религий и обещавший боготворившим его последователям своей секты рай на земле и вечное блаженство на небесах, не смог придумать ничего лучшего, чем тот же самый ГУЛАГ с хорошо знакомыми нам приметами.

Началось все в Миннеаполисе, а затем продолжилось в Сан-Франциско, где “евангелическую группу” Джонса очень полюбили разные либеральные протестанты за ее “социальную” направленность и обращенность к бедным и обездоленным слоям населения. Даже левое правительство города поначалу поддерживало “Народный храм” и назначало его лидера на ответственные социальные посты.

Лишь по прошествии нескольких лет наружу начали просачиваться слухи об установившемся в секте Джонса суровом контроле над верующими, о финансовых поборах, обожествлении лидера, жестоких наказаниях, сексуальном насилии и других нарушениях прав человека. Запахло скандалом, и Джонс объявил о новом, вдохновленном свыше решении — всем нужно покинуть этот растленный город и ехать в Латинскую Америку, в Гайану, где в прекрасном теплом климате, в девственных лесах, на свежем воздухе, вдали от грязи, разврата, расизма и социальной несправедливости американских городов истинные верующие построят себе рай на земле. Большая часть верующих, одурманенная и запуганная своим богоподобным лидером, последовала за ним.

К тому времени Джонс уже открыто провозгласил себя реинкарнацией Христа, Будды, пророка Баба (основателя бахаизма), Ленина и Самого Всемогущего Бога (естественно, Христа он считал не Богом, а великим социальным реформатором). На собраниях секты адепты, пританцовывая, хором распевали незамысловатые стишки, доводя себя до экстаза:

Я должен тебе сказать,
Я должен тебе сказать,
Я должен тебе сказать,
Я должен тебе сказать, как Джим Джонс изменил мою жизнь,
Я должен тебе сказать,
Я должен тебе сказать,
Я должен тебе сказать, как Джим Джонс изменил мою жизнь.
Раньше я был раздавлен,
Я был исполнен отчаяния.
Но пришел пророк,
И он избавил меня.
Я должен тебе сказать.
Я знаю, что он Бог, Бог Всемогущий,
Я знаю, что он Бог, Бог Всемогущий,
Я знаю, что он Бог,
Я знаю, что он Бог,
Я знаю, что он Бог Всемогущий, Бог Всемогущий, Бог Всемогущий, Бог!

"Всемогущий Бог" начал с того, что обнес место строительства идеального города колючей проволокой и поставил по периметру вышки с вооруженными до зубов охранниками. Он называл их своим “ангелами” и предупреждал: “Если кто захочет покинуть земной рай, мои ангелы о нем позаботятся”. Теперь, среди непроходимых джунглей, в окружении вооруженных “ангелов”, он мог на все 100 % контролировать своих последователей.

Рабочий день под палящим тропическим солнцем и в удушающей влажности болотистой малярийной местности продолжался 12 часов под присмотром тех же охранников и под аккомпанемент истерических выкриков Джонса, в записи передававшихся по громкоговорителям. Жили люди в бараках на двух-трех этажных нарах. Женатые пары (если им позволялось жить вместе) отгораживались от других, завешиваясь одеялами. Кормили рисом с подливкой из бульонных кубиков и муки, а в особые дни добавляли немного бобов. Это при том, что на заграничных банковских счетах Джонса лежали десятки миллионов долларов, полученных им от последователей, которые обязаны были отдавать ему всю свою собственность, а затем бесплатно работали на него.

Сам Джим Джонс жил в отдельном домике, специально построенном для него, сладко ел, долго спал и занимался сексом с поставлявшимися для него членами секты — женщинами и мужчинами. К окончанию рабочего дня он, изрядно накачавшись алкоголем, выходил наружу и начинал молитвенное собрание, которое продолжалось до двух-трех часов ночи. Подъем для членов секты был с восходом солнца. Естественно, самого Джонса это не касалось.

За малейшее нарушение правил полагались жестокие наказания, зачастую включавшие в себя физические избиения и пытки. Не освобождались от истязаний даже дети, которых в качестве наказания, например, опускали в колодец, покуда они не начинали захлебываться. После завершения наказания полуживой человек должен был громко и долго выкрикивать, обращаясь к Джиму Джонсу: “Благодарю тебя, Отче!”

Все контакты с внешним миром строго контролировались. Переписка перлюстрировалась, а немногочисленных посетителей, если их вообще впускали в Джонстаун, ни на секунду не оставляли без сопровождения. И все же новости об истинном положении дел просочились наружу. Многие отказывались в них верить (вспомним, как долго Запад отказывался поверить в реальность сталинского ГУЛАГа). Но все же в конце концов в Джонстаун была направлена инспекционная группа из США, состоявшая из журналистов и адвокатов. Возглавлял ее конгрессмен Лео Райан.

Вначале членам группы очень понравилось увиденное. Чисто выметенные улицы, приветливые люди, наперебой уверяющие, что они очень довольны своей жизнью, скромный, но питательный обед (для такого случая Джонсу пришлось разориться на показательную кормежку), замечательный детский концерт и неподдельный энтузиазм всех встреченных людей. Конгрессмен Лео Райан просто негодовал на клеветников, написавших всякие ужасы о такой замечательной коммуне.

Лишь поздно ночью, когда он уже готовился ко сну, он нашел в своей хижине несколько записок, повествующих о подлинной жизни в Джонстауне. Еще несколько человек, пользуясь темнотой, проползли к нему в жилище и рассказали ему такое, от чего конгрессмен уже больше не смог заснуть. Утром он попросил Джонса построить людей. “Кто хочет со мной уехать? — спросил Лео Райан. — Не бойтесь, пока я тут, с вами ничего не случится”. Вперед шагнул один человек. За ним еще один и еще, и еще...

“Заберите нас отсюда, — просила целая толпа. — Мы не можем тут оставаться, мы погибнем, нас убьют”. Людей было гораздо больше, чем могло вместиться в два самолета Райана. Он отобрал самых больных, переписал имена остающихся и обещал вернуться за ними через день. Но и тех, кого отобрал конгрессмен, было слишком много для двух маленьких самолетов, находящихся в нескольких километрах от Джонстауна. Тем не менее все они направились ко взлетной полосе.

И тут у Джонса сдали нервы. Забившись в истерике, он послал погоню за “предателями”. Самолеты еще не взлетели, Лео Райан рассаживал в них беженцев, стараясь поместить всех. Группа преследования немедленно открыла огонь. Райан и несколько журналистов были убиты, но летчики под шквальным огнем все же смогли поднять самолеты в воздух.

Джонс понял, что для него все кончено, и, созвав народ на главную площадь названного его именем поселения, объявил о последнем акте веры, который принесет всем спасение от наступающих агентов капитализма, расизма и мирового зла. Всем нужно выпить “эликсир жизни” и забыться сладким сном. “Умереть в революционном самоубийстве — значит жить вечно”, — проорал он сорванным голосом в громкоговоритель. Эта сцена репетировалась уже много раз: Джонс по тревоге созывал народ, разогревал их проповедью, призывал сохранить верность ему до конца и выпить предложенное. В стаканчики половником из большой кастрюли разливался растворимый сладкий напиток красного цвета “Кул Эйд”, и люди пили его, готовясь умереть. Потом Джонс объявлял, что это была лишь проверка, и все смирно расходились по своим баракам.

И на этот раз никто не знал, репетиция ли это. Люди выстроились в молчаливую очередь к кастрюле с напитком, у которой вооруженные охранники выдавали каждому подходившему по стаканчику. Лишь когда первые люди начали падать на землю и корчиться с криками от страшных болей — характерный признак действия цианистого калия, — все поняли, что репетиция наконец перешла в действительность. Если человек проявлял нерешительность, ему насильно впрыскивали яд шприцом в рот или стреляли в затылок. Лишь нескольким удалось спрятаться или убежать. Джонс и охранники были последними, покончившими с собой. По некоторым сведениям, Джонс пытался скрыться и был застрелен своим охранником.

Когда на следующий день к месту трагедии прибыл отряд морских пехотинцев, было уже поздно: над поляной, усеянной трупами, стоял сладковатый тошнотворный запах разлагавшихся тел... Патологоанатомы установили, что не менее 700 из 912 погибших были убиты и лишь остальные ушли из жизни “добровольно”. 276 жертв “Всемогущего Бога-Джонса были детьми. Многие из них так и не были опознаны и были похоронены в братской могиле.

Это был первый ставший широко известным в современном мире случай, продемонстрировавший смертоносность религиозного тоталитаризма. Первый, но, к сожалению, далеко не единственный...